Ссылки

[Йо]

https://www.adme.ru/svoboda-kultura/vy-ne-obyazany-druzhit-so-svoimi-odnoklassnikami-pravda-o-kotoroj-nikto-ne-govorit-1790165/
а вопчем то правда и касательно сослуживцев, ежели конечно дальнего расчота какого (на всяк случай типо) нет

[ДОН]

                                                       По жизни получилось так, что я от  одноклассников ,
                                                        одногруппников далеко  как таковых встреч не помню.
                                                        Лет 35 ть назад была одна мимолётная встреча в Ростове
                                                        на вокзале с одноклассницей она меня не узнала , мы несколько
                                                        лет просидели за одной партой,она торговала на вокзале пивом
                                                        Я ей напомнил, несмотря на то, что мы были когда то ОК это ей
                                                        не помешало меня обсчитать .
                                                         Ну, а встречи с коллегами по работе всегда по стандарту, вспомним
                                                          переберём всех знакомых, потом перейдём на производственные
                                                          дела и всё больше других общих тем нет

[domoskan1970]

Очередной вброс с попыткой оклеветать  https://www.vrt.be/vrtnws/nl/2018/08/23/2-ton-cocaine-ontdenkt-in-gent-tussen-lading-tegels-uit-brazilie/

[Eugen]

а почему логотип едрис? а не к примеру фсб, или военной разведки?
Вов ты же в курсе что уголовный элемент колол на груди профиль сталина, типа в сталина никто стрелять не будет? ну да, просто вешали. вот этот лого, это как к примеру медведи с балолайкой. Типа чиста РУССКОЕ. А на самом деле очень многих у нас от такого лого подташнивает, и ни один нормальный чел не воспримет его как дип паспорт. Собственно вброс, и ни как больше и не воспринимается.

И хочется вам в дерьме копаться, ой как хочется.

[Серёга94]

Согласен с Евгеном.
Это каким ....странным человеком нужно быть, что бы подумать,что спецом для едра кокс с Бразилии прут. Они его на партсобраниях вручать отличившимся будут что ли?
Очевидный бред.

[domoskan1970]

и ни один нормальный чел не воспримет его как дип паспорт.

Жень.Да все это понятно.Смущает другое.Если это провокация,то какой примитивный уровень.Неужто задорнов был прав?Сомневаюсь...Как ты и сказал,уж лучше бы медведя с пузырем и балалайкой... Чужих мыслей и планов не увидеть...

[domoskan1970]

для едра кокс с Бразилии прут

Представь на секунду,что получателей с пяток(партии).А попалась одна....И значок,чтобы не жирик и не зюган не зарились на чужое..Ржу...

[Серёга94]

для едра кокс с Бразилии прут

Представь на секунду,что получателей с пяток(партии).А попалась одна....И значок,чтобы не жирик и не зюган не зарились на чужое..Ржу...

Не Вов, эт фантастика. Это просто глум кого-то из наркобаронов, кто в Россию эту гадость тащит.
Так поймали бы, ну кокс и кокс. А так: ой вэй что деется люди дюбрыя! А не для путинамедведдева ли этот кокс!
Чушь.

[Eugen]

Смущает другое.Если это провокация

А меня не смущает, и не разу. Если бы едрисы везли бы для себя, то 100% там бы этой лейблы небыло. Ибо дешевые понты людям таскающим такие грузы не свойственны. Они предпочитают быть тихими и незаметными, это напрямую увеличивает качество их жизни, или просто саму жизнь как таковую....

Ой бля...... Йо?   

[Eugen]

Если это провокация,

это не провокация, это долбоебизм. Только полный даун и дебил может на основании этого делать выводы о связях нашей правящей  группы с наркотой. 
Но журналюгам то пох, будут дуть в те флейты которые их кормят.

[Eugen]

Пара статей на харбе

https://habr.com/post/422035/

и

https://habr.com/post/422047/

[fora]

ДЕДа,что скажешь,тыж клепал ,причём не на коленке,космические аппараты....

[Султан]

Сергей Глазьев о бенефициарах проводимой экономической политики. Часть 1, Часть 2.
...  Денежные власти находятся в плену самых нелепых догм, которые навязываются вашингтонскими финансовыми организациями туземцам, чтобы лишить их возможностей самостоятельного развития. Руководствуясь этими догмами, наши денежные власти лишили экономику кредита, без которой она развиваться не может.
...
...Вместо того чтобы наращивать кредитование экономики, как это делают центробанки всех стран мира, подчиняя денежную политику целям экономического роста, Банк России, наоборот, забирает деньги из производственной сферы: открывает депозиты для коммерческих банков и выпускает облигации, замораживая деньги, которые должны были бы обслуживать воспроизводство экономики.При этом, как я уже говорил, он искусственно удерживает сверхвысокую процентную ставку. Это делает кредит недоступным для большинства предприятий реального сектора, и в то же время он остаётся необходимым для финансирования как оборотных средств, так и инвестиций.
http://argumenti.ru/society/2018/09/584664
http://argumenti.ru/society/2018/09/584670

Синдром Набиуллиной можно вылечить. Вкладчики наносят ответный удар
Количество банков, которых ЦБ выкосил из финансовой системы, уже уверенно перевалило за три сотни. И будет расти ещё несколько лет – регулятор пообещал.
Но названная цифра, пожалуй, не самая устрашающая. Есть и другие. Ведь ЦБ, отзывая лицензии у банкиров, попутно уничтожает множество посторонних целей. В военной практике последние принято называть сопутствующим ущербом, но в том-то и дело, что всё это происходит в мирное время.
Итак, по некоторым оценкам, Банк России под руководством Эльвиры Набиуллиной не только закрыл около 350 банков, но и разорил свыше сотни тысяч компаний, державших в них деньги. А где ликвидированные предприятия, там и люди, потерявшие работу, и их семьи, оставшиеся без средств к существованию. Вот такая «только статистика».
http://argumenti.ru/opinion/2018/09/584796

[Йо]

икуле? (африканск.)

[Йо]

2 Султан

"Айсоры

В первой от входа, самой большой комнате, с широкой, некогда стеклянной дверью, даже не в комнате, а в зале с толстыми румяными амурами на стенках, с огромными венецианскими окнами, которые вдруг сразу озарялись зеленым сиянием троллейбусной вспышки, проживала большая, шумная и вздорная семья-муравейник: деды, бабки, зятья, деверья, племянники, двоюродные и троюродные братья и сестры, и все чернявые, курчавые, крикливые, очень похожие друг на друга.
И к ним еще приезжали из разных дальних и близких городов и просто приходили в гости из разных районов, и все такие же чернявые, курчавые, азартные, приставучие и настырные, и иногда казалось, что они тут оставались жить, мельтешили, меняясь паспортами, и не только участковый или дворник, но и соседи, и, пожалуй, они-то сами не могли разобрать, кто есть кто.
И все это жужжало, как шмелиное гнездо: то разбуженное вдруг взревет, то попритихнет, но чаще всего жужжит постоянно, ровно, и в этом жужжании — и хрип радиоточки, и треньканье цыганской гитары, и ленивое переругивание шальных, с лукавыми хитрыми глазенками ребятишек, и постоянная работа мясорубки, которую они почему-то держали в комнате, и стук-постук — чего-то там они строгают, пилят и вечно ладят, — и еще какое-то непонятное, странное гудение, словно там действовал челнок самодельной ткацкой машины или, может, самогонный аппарат, и еще будто кого-то стригли машинкой, и он вскрикивал.
Спали в два и даже три этажа на нарах, и всегда кто-то храпел и стонал во сне, а остальные в это время ссорились, пели, чавкали, а черная тарелка репродуктора „Рекорд", не желая ничего этого знать, бубнила про свое.
Уже с самого раннего утра зимой, еще в полной темноте, когда люди только просыпаются, так уже рычал, дребезжал хриплый, разухабистый патефон, и уже беспрерывно крутился он весь день и пел жарким, зовущим голосом, звал на Гвадалквивир. Обезумевшая тупая игла, как гвоздь, кружилась и царапала заигранную и переигранную пластинку.
Говорили, они айсоры, а кто такие айсоры, что это за нация, племя, откуда они взялись и расселились по всем городам и городишкам России, от бульвара Фельдмана в Одессе до Золотого Рога во Владивостоке, и замахали пушистыми сапожными щетками, никто этого толком не знал, да вряд ли они сами это помнили.
Откуда они взялись, где их настоящая родина, ведут ли они свой род из Ассиро-Вавилонии или откуда-то поближе? Говорили они на странном, немыслимом наречии, удивительно перемешивая какие-то тарабарские слова с русскими словами и жаргонными словечками. Но счет деньгам всегда вели по-русски.
То они распространились по всем ближайшим уличным перекресткам, восседая в самодельных будках среди разноцветных шнурков, ваксяных коробок и гирлянд белых стелек, и чистили обувь, быстро мелькая щетками; то, когда началась война и было не до глянца туфель, они рассыпались по всем рынкам и торговали с рук старой ветошью, военным пайковым хлебом, водкой, сахарином, сульфидином, медалями „За отвагу"; то, когда снова пришли мирные дни, их можно было встретить у всех ближайших станций метро — зимой с первыми мимозами, весной с тюльпанами и ландышами: „Нарциз! Нарциз!"; а поздней осенью — с перчатками, варежками, шарфами: „Импорт! Экспорт!", „Экспорт! Импорт!"
Они появлялись, шумные, прилипчивые, крамольные, непутевые, немедленно всюду, где был перекресток, толкучка, очаг дефицита и пахло свежим рублем, будь это мимозы, бюстгальтеры, карамельные петушки или игрушки „уйди-уйди", и неважно, привозилось ли это самолетом или тут же кустарно изготовлялось, за углом, в потайном подвале.
И эта огромная комната была иногда как субтропическая оранжерея, а иногда — как оптовый склад, а бывало, и мастерская, когда на полу сидели все, от патриарха до младенца, и надували разноцветные воздушные шары, которые тут же продавались у ворот проходящему люду.
Это было то же самое, что иметь под боком золотую орду: орут на рассвете, и весь день, и ночью, иногда не утихая подряд целую неделю, если у них праздник, или чья-то удача, или такое настроение. А если свадьба, так это даже чувствовалось в проезжающих троллейбусах.
Однажды серолицая чахоточная дочь вышла замуж тоже за чахоточного, с которым познакомились в районном тубдиспансере.
Свадьба была шумной, дикой, и так как электричество было выключено за пережог лимита, то она происходила при свечах и коптилках.
Было много гостей-туберкулезников и выпито много водки в этот день на свадьбе, и еще на следующий день, и много дней подряд с утра до вечера играл патефон — они никак не могли закончить свадьбу.
И всю эту шальную ораву, в жестких и мелких, как барашек, кудряшках, качало из стороны в сторону, казалось, и комната раскачивалась, и внутри все плясало, пило водку и закусывало винегретом, клепало, и хвасталось, и тарабарничало, вспоминая обиды прошлые и нынешние и выдумывая будущие, цыганило, дралось, царапалось и мирилось, пело и пило согласно, пока снова не начинало царапаться до крови, до расплаты, не прощая ни одного слова, ни единого взгляда, ни одного намека.
Пьяное веселье замерло на несколько часов и вспыхнуло с новой силой. В это время самый маленький впервые надел огромные чоботы и дошел самостоятельно во двор, и через час его привел милиционер, он попался на краже бутылки водки в столовой.
Гости уходили и приходили, и приводили новых гостей, еще трезвых и уже пьяных, опьяневших на другой свадьбе или по дороге, в забегаловке, а может быть, их и приводили или они сами приходили из забегаловки на шум веселья. В коридоре и на лестнице валялись пьяные, и люди, уходившие на рассвете на работу, переступали через них, как через бревна.
Невеста через неделю неожиданно слегла, ее увезли в больницу, и она умерла, к ужасу табора, который успел прописать жениха на своей жилплощади.
Когда возвратились с похорон, начались поминки, и они были такие же шумные, громкие, отчаянные и казались продолжением свадьбы.
А как отшумели, отгорели поминки, пошла драка между семьей и женихом, которого тут же стали выселять с площади. Патефон играл, жарким голосом призывая на Гвадалквивир, а вся семья наваливалась на жениха, и душила, и выталкивала на улицу, на мороз, а он не уходил и, избитый, в царапинах и кровоподтеках, все возвращался, открывал двери и говорил:
— А я прописан, и никто не имеет права…
Он говорил, что понес убытки и уйдет, если только ему вернут расходы на свечи и гроб, но это была только отговорка, он никуда не ушел, а подал в суд, и народный судья с двумя заседателями отсудили ему несколько квадратных метров, и теперь он жил в одной комнате с табором, отгородившись от него буфетом, и они все время ссорились и втайне сдвигали буфет с воображаемой границы.
— Я подвигаюсь, — говорил он, — хочу распространить свою территорию, а они при каждом отсутствии задвигают и задвигают, совсем нечем дышать.
Теперь днем и ночью кашель его слышен был через все стены и перегородки. Когда он приходил в кухню к своей кастрюльке, он отхаркивал в индивидуальную спичечную коробочку, и хозяйки отворачивались, поджимали губы, и им казалось, что палочки Коха бегают по стенам.
Он давно уже не работал по инвалидности и весь день на чердаке вытачивал каких-то матрешек и ванек-встанек и продавал их на Киевском рынке, и табор уже трижды приводил милицию, жалуясь на незаконный промысел и требуя выселить бывшего зятя с режимной улицы как спекулятивный элемент. Но у него все было в порядке по части инвалидности, и по части туберкулеза, и по всем другим линиям советского гражданина, и его оставили в покое к возмущению табора, который считал, что его нужно уничтожить навсегда и окончательно.
— Колеблющийся человек, — говорили они, — плохой, очень плохой.
Современная жизнь, с ее собраниями, политикой, напряжением идеологической борьбы, морально-политическим единством, их как будто совершенно не касалась, не задевала своим жестким крылом.
Они не только ничего не хотели об этом знать, но им и в голову не приходило всем этим интересоваться, все это происходило в каком-то другом измерении, для других людей, из другого теста.
Они, казалось, жили в каком-то далеком прошлом, в мире с колесницами, языческими свадьбами, кровной местью, или же в современной оперетке".

Б.Ямпольский "Арбат, режимная улица"